Беседа 7

К обогащающимся

 И сегодня утром говорили мы о сем юноше (Мф. 19, 16-22); трудолюбивый слушатель, конечно, помнит тогдашние наши исследования. И во-первых, о том, что юноша сей не одно лицо с законником, упоминаемым у Луки (Лк. 10, 25-28). Последний был пытлив, предлагал вопросы в насмешку; а тот спрашивал здраво, но только принимал не благопокорно, ибо не пошел бы от Господа, скорбя о таких Его ответах, если бы вопросы делал Ему презрительно. Почему и нрав его представился нам какою-то смесью: по указанию Писания частию стоит он похвалы, а частию весьма жалок и не подает никакой надежды. В нем заслуживает похвалу то, что познал истинного Учителя, и, не остановив внимания на гордости фарисеев, на самомнении законников, на толпе книжников, приписал это имя единому истинному и благому Учителю. В нем хорошо и то, что, по-видимому, был озабочен тем, как наследовать живот вечный. Но прочее - именно то, что, выслушав у истинного Учителя спасительные уроки, не написал их на сердце своем, и наставлений Его не привел в исполнение, но отошел с прискорбием, омраченный страстию богатолюбия,- изобличает в юноше, что воля его не всецело обращена была к истинному благу, но имела в виду нравящееся большему числу людей. Сим же доказываются неровность и взаимное между собою несогласие его нравов.

 Ты называешь Господа Учителем, а не делаешь, что должно ученику! Исповедуешь Его благим, а пренебрегаешь даруемым от Него! Между тем Благий, без сомнения, подает блага. Ты спрашиваешь о вечной жизни, а на деле оказывается, что весь ты привязан к наслаждению жизни настоящей. Какое же трудное, тяжелое, неудобоносимое слово предложил тебе Учитель? Продаждь имение твое и даждь нищим (Мф. 19, 21). Если бы возложил на тебя труды земледельческие, или опасные предприятия по торговле, или что еще есть трудного для ищущих прибытка, то надлежало бы тебе опечалиться, огорчившись сим повелением. Если же таким удобным путем, не требующим ни труда, ни пота, обещает сделать тебя наследником вечной жизни,- почему не радуешься удобству спасения, а удаляешься с болезнующею и сетующею душою и делаешь для себя бесполезными все прежние свои труды? Ибо, если ты, как говоришь, не убил, не прелюбодействовал, не украл, не свидетельствовал ни на кого свидетельства ложного, то тщание свое об этом сам для себя делаешь бесполезным,- не присовокупил остального, чрез что одно мог бы ты войти в Царство Божие. Если бы врач обещал исправить повреждения в членах, какие у тебя есть от природы или от болезни,- не благодушно ли выслушал бы ты это? Но когда великий Врач душ хочет сделать совершенным тебя, у которого недостает существеннейшего,- не принимаешь милости, а сетуешь и становишься унылым.

 Видно, что далек ты от этой заповеди и ложно засвидетельствовал о себе, что возлюбил ближнего, как самого себя. Ибо вот повелеваемое Господом вполне изобличает тебя, что нет в тебе истинной любви. Если бы справедливо было утверждаемое тобою, что от юности сохранил ты заповедь любви и столько же воздавал каждому, сколько и себе, то откуда у тебя такое огромное имение? Попечение о нуждающихся расточительно для богатства. Хотя каждый на необходимое содержание берет немного, однако же, поелику все вместе получают часть из имения, то издерживают его на себя. Поэтому кто любит ближнего, как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближним. Но ты оказываешься имеющим стяжания многа (Мф. 12, 22). Откуда же это у тебя? Не ясно ли из этого видно, что собственное свое удовольствие предпочитаешь ты облегчению участи многих? Поэтому чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви.

 Давно бы ты позаботился расстаться с деньгами, если бы любил своего ближнего. А теперь имение теснее с тобою связано, нежели телесные члены; разлучение с ним для тебя столько же прискорбно, как и отсечение самых необходимых членов. Если бы одевал ты нагого, если б отдавал хлеб свой алчущему, если б дверь твоя отверста была всякому страннику, если б ты был отцом сирот, если б отдавал ты всякому немощному, то о каком имении стал бы ты скорбеть теперь? Отчего бы огорчаться тебе, отдавая остальное, если бы издавна заботился ты разделять это нуждающимся?

 Сверх того, никто не скорбит, когда отдает свою собственность на торжище и взамен приобретает, что для него нужно; напротив того, чем за меньшую цену покупает дорогие вещи, тем более радуется, что удался ему такой славный промен. А ты скорбишь, раздавая золото, серебро и стяжания, то есть уступая камни и прах, чтобы приобрести на них блаженную жизнь.

 Но на что же употребишь богатство? Облечешь ли себя в многоценную одежду? Для тебя достаточно будет хитона в два локтя; прикрытие себя одной одеждой удовлетворит всем нуждам в одеянии. Но ты станешь употреблять богатство на роскошный стол? Одного хлеба довольно, чтобы наполнить чрево. Отчего же скорбишь? Чего лишаешься? Славы ли, доставляемой богатством? Но если станешь искать славы не на земле, то обретешь ту истинную и светлую славу, которая вводит тебя в Небесное Царство.

 "Но самое обладание богатством вожделенно, хотя бы от него и никакой не было пользы". Всякому известно, что попечение о бесполезном неразумно. Но, может быть, покажется тебе странным, что намерен я сказать; однако ж это всего справедливее. Богатство, если расточать его так, как повелевает это Господь, остается во владении; а если удерживать его у себя, отходит от владетеля. Если станешь беречь его, оно не будет твоим; если станешь расточать, не потеряешь. Ибо расточи, даде убогим: правда его пребывает во век (Пс. 111, 9).

 Но не ради одежды и не ради пищи многим вожделенно богатство; напротив того, диавол придумал какой-то хитрый способ доставлять богатым тысячи случаев к издержкам; поэтому они домогаются излишнего и бесполезного, как чего-то необходимого - и всего им мало на придумываемые ими траты. Разделяют богатство на нужду настоящую и на нужду будущую: часть отлагают себе и часть детям; потом и это делят на покрытие разных трат. Послушай, какие у них распоряжения: эта часть, говорят, пойдет в употребление, а эта отложится в запас; и часть, назначенная на покрытие нужд, пусть превысит пределы необходимости; вот это послужит на домашние расходы, а это отделится на то, чтобы показать себя людям; этого станет на пышность в дороге, а это сделает, чтобы, и сидя дома, жить светло и знатно. А мне остается только дивиться такой выдумке излишеств. У них тысячи колесниц; на одних возят всякую рухлядь, на других, покрытых золотом и серебром, ездят сами. У них множество коней, и они, как люди, ведут родословные по родовитости отцов: одни возят их во время прогулки по городу, другие участвуют с ними на охоте, иные объезжены для дороги. Узды, подпруги, хомуты - все серебряные, все осыпаны золотом; попоны из багряницы украшают коней, как женихов. У них множество мулов, разделенных по цвету; возничие их сменяют друг друга, одни впереди, другие сзади. У них несчетное множество других домашних слуг, чтобы стало для пышности всякого рода: управители, ключницы, землепашцы, обученные всякому ремеслу, и необходимому, и изобретенному для наслаждения и роскоши; повара, хлебники, виночерпии, охотники, ваятели, живописцы, учредители удовольствий всякого рода. У них стада верблюдов, то перевозящих тяжести, то пасущихся, табуны лошадей, гурты быков, овец и свиней; при них свои пастухи; у них своя земля, достаточная для прокормления всего этого (скота) и еще приумножающая богатство получаемыми с нее доходами. У них бани в городе, бани на дачах. Дома сияют мраморами всякого рода - один из фригийского камня, другой из лакедемонской или фессалийской плиты; и одни дома согревают зимой, другие прохлаждают летом; полы испещрены разноцветными камнями, потолки вызолочены; где нет по стенам мрамора, там украшено живописными цветами. А когда, по разделе на бесчисленные траты, богатство остается еще в избытке,- его кладут в землю, берегут в тайных местах, потому что будущее неизвестно, как бы не постигли нас какие-нибудь неожиданные нужды.

 Точно неизвестно, будешь ли иметь нужду в зарытом золоте, но не неизвестно наказание за бесчеловечные нравы. Когда при бесчисленных выдумках не мог ты расточить богатства, тогда скрыл его в землю. Страшное же безумие - копаться в земле, пока золото еще в рудокопне; а когда оттуда вынуто, опять прятать в земле!

 А потом, думаю, бывает и то, что, зарывая богатство, зарываешь с ним вместе и сердце. Ибо сказано: идеже… сокровище твое ту… и сердце (Мф. 6, 21). Потому-то заповеди и тяжелы (для подобных людей); ибо они делают себе и жизнь не в жизнь уже тем, что заняты бесполезными издержками.

 И мне кажется, что страсть сего юноши и подобных ему походит на то, как если бы какой путник при сильном желании увидеть город, неутомимо дошедши до самого сего города, потом остановился бы в какой-нибудь гостинице под городскими стенами, по лености сделать небольшой переход, обращая в ничто предшествовавший труд и лишая себя возможности видеть красоты города. Таковы и те, которые предпринимают, правда, сделать иное, но не соглашаются отказаться от своего имения. Знаю многих, которые постятся, молятся, воздыхают, оказывают всякое неубыточное благоговение, но не дают ни одного овола теснимым нуждою. Какая же для них польза от прочих добродетелей? Их не приемлет Царство Божие. Потому сказано: удобее… вельбуду сквозе иглине уши проити, неже богату в Царствие Небесное (Лк. 18, 25).

 Но хотя приговор так ясен и Изрекший не лжив, однако же убежденных немного. Говорят: "Как же будем жить, оставив все? Какой вид приимет жизнь, если все станут продавать, все отказываться от имения?" Не спрашивай у меня разумения Владычних заповедей; Законодатель знает, как с законом поставить в соответствие и возможность (его исполнения). А у тебя испытывается сердце, как бы на весах, куда оно наклонно, к истинной ли жизни или к настоящим наслаждениям. Рассуждающие здраво должны держаться той мысли, что богатство можем употреблять, как приставники, а не как имеющие право им наслаждаться. И отказывающиеся от него должны радоваться, как уступающие чужое, а не огорчаться, как лишающиеся собственности. Для чего же скорбишь? Для чего сетуешь в душе, слыша: продаждь имение твое? Если бы оно последовало за тобою даже в будущую жизнь, и тогда не надлежало бы столько к нему пристращаться, потому что оно затмевается тамошними почестями. А если необходимо ему остаться здесь, то почему ж не продать его и не взять туда с собою вырученной от него прибыли? Но ты, отдавая золото и приобретая коня, не унываешь; а уступая тленное и получая взамен Небесное Царство, проливаешь слезы, отказываешь просящему, отрекаешься от подаяния, придумывая тысячи предлогов к издержкам. Что будешь отвечать Судии - ты, который одеваешь тканями стены, а не оденешь человека; убираешь коней, а равнодушно смотришь на брата, одетого гнусно; даешь гнить пшенице, а не питаешь алчущих; зарываешь в землю золото, а утесненного оставляешь без внимания?

 А если и сожительница твоя - женщина богатолюбивая, то двойная болезнь. И прихоти она воспламеняет, и сластолюбие увеличивает, и раздражает суетные пожелания, придумывая какие-то камни - жемчуги, изумруды, яхонты, употребляя золото, то кованое, то тканое, и усиливая болезнь глупостями всякого рода, потому что не между делом занимаются этим женщины, но дни и ночи проводят в заботах о сем. И тысячи каких-то ласкателей, угождая их пожеланиям, приводят красильщиков, серебряников, мироваров, ткачей, набойщиков. Ни на минуту не дает вздохнуть мужу, муча его непрестанными своими приказами. На удовлетворение женских пожеланий не станет никакого богатства, хотя бы оно текло реками; когда им захочется иметь у себя привозимое от варваров миро, как масло с рынка, морские цветы, раковины, морское перо, и в большем еще количестве, нежели овечью шерсть. А золото, служа оправой драгоценным камням, составляет у них убор то на челе, то на шее, то в поясах или оковывает собою руки и ноги. Ибо златолюбивым женщинам приятно носить на руках оковы, только бы оковывало их золото. Поэтому когда позаботиться о душе человеку, который услуживает женским пожеланиям? Как от бурь и непогод тонут непрочные корабли, так от худых наклонностей жен гибнут немощные души их сожителей. А богатство, расточаемое на столько предметов и мужем и женою, которые превосходят друг друга в изобретении суетных трат, естественным образом не имеет уже никакого случая перейти к посторонним. Если слышишь: продаждь имение твое и даждь нищим, чтобы иметь напутие к вечному блаженству,- отходишь скорбя. Если же скажут: отдай деньги роскошествующим женщинам, отдай каменотесам, столярам, мозаикам, живописцам,- ты радуешься, как приобретающий нечто драгоценнейшее денег.

 Не видишь ли этих стен, разрушенных временем, и которых остатки, подобно каким-то курганам, возвышаются по всему городу? Когда воздвигали их, сколько было в городе бедных, которых тогдашние богачи презрели, заботясь об этих зданиях? Где же сии пышные постройки? Где возбуждавший соревнование таким великолепием? Не обращено ли все в кучу и не истреблено ли, подобно тому, что дети для забавы вылепливают из песка; а строитель не в аду ли раскаивается, что заботился о суетном? Старайся иметь великую душу; а стены, малы ли или велики, исполняют одну и ту же службу. Когда вхожу случайно в дом человека глупого и некстати богатого, и вижу, что дом испещрен всякого рода цветами, тогда узнаю, что у этого человека нет других драгоценностей, кроме видимых, что он украшает бездушные вещи, а душа у него не украшена. Скажи мне, к какому выгоднейшему употреблению служат серебряные ложа и серебряные столы, постели и седалища из слоновой кости, между тем как ради них богатство не переходит к бедным, хотя они тысячами стоят у дверей и оглашают их всяким жалобным голосом?

 Но ты отказываешь в подаянии, говоря, что невозможно удовлетворить просящих. Твой язык подтверждает это клятвою, но рука обличает в противном; она безмолвно разглашает твою ложь, сияя дорогим камнем в перстне. Один твой перстень сколько человек может освободить от долгов? сколько поправить падающих домов? Один сундук твой с одеждами может одеть целый народ, цепенеющий от холода. Но ты с ожесточением отсылаешь бедного ни с чем, не страшась праведного воздаяния от Судии: ты не миловал, и не будешь допущен в Царствие; не дал хлеба, и не получишь жизни вечной.

 Но ты называешь себя бедным, и я соглашаюсь. Точно тот беден, кто нуждается во многом. А нуждающимися во многом делает нас ненасытность пожеланий. К десяти талантам стараешься приложить другие десять; а когда стало двадцать, домогаешься еще двадцати; и непрестанно прилагаемое не останавливает стремления, а только разжигает желание. Как для упивающихся прибавление вина служит побуждением к тому, чтобы пить, так вновь разбогатевшие, приобретя много, желают еще большего, постоянным приращением богатства питая свою болезнь. И эта ревность приводит их к противному, потому что не столько веселит то, что в руках, как оно ни велико, сколько печалит то, что еще не у них, и чего, по их мнению, недостает им; оттого душа их всегда снедается заботами, домогаясь большего и большего. Им надлежало бы радоваться и благодарить, что они достаточнее очень многих, а они недовольны и мучатся, потому что не сравнились с тем или другим, которые их богаче. Когда станут в ряд с этим богачом, тотчас усиливаются сравниться с более богатым; а если и того достигнут, то предметом своего соревнования делают еще иного богача. Как входящие по лестнице непрестанно заносят ногу на высшую ступень и не прежде останавливаются, как достигнув верха, так и эти люди не успокаиваются в стремлении к обладанию, пока, взошедши высоко, не разобьются от падения сверху. Творец вселенной на благодеяние людям устроил, что птица селевкид [I] ненасытна; а ты, во вред многим, сделал ненасытною свою душу. Что только видит глаз, всего того желает любостяжательный; не насытится око зрети (Еккл. 1, 8), и сребролюбец не удовольствуется тем, что получает. Ад не скажет: довлеет (Притч. 30, 16), и любостяжательный никогда не говорит: "Довольно".

 Когда сделаешь употребление из того, что у тебя есть? Когда станешь наслаждаться этим ты, непрестанно предающийся трудам приобретения? Горе совокупляющим дом к дому и село к селу приближающим, да ближнему отъимут что (Ис. 5, 8). А ты что делаешь? Не изобретаешь ли тысячи предлогов, чтобы захватить принадлежащее ближнему? Говорит: дом соседа загораживает мне свет, беспокоит шумом, принимает в себя бродяг; или жалуясь на все, к чему только есть случай, гонит, теснит, непрестанно таскает, терзает, и не прежде успокаивается, как доведя до необходимости переселиться. Что довело до смерти израильтянина Навуфея (3 Цар. 21, 1-16)? Не Ахаавово ли пожелание иметь его виноградник? Любостяжательный - худой сосед в городе, худой сосед в поле. Море знает свои пределы; ночь не преступает издревле положенных ей границ; но любостяжательный не уважает времени: не знает предела, не уступает порядку преемства, но подражает стремительности огня; все захватывает, все пожирает. И как реки, сперва выходя небольшими истоками, потом от постепенных приращений увеличившись до неопредолимой силы, своим стремлением уносят все преграждающее путь, так и достигшие великого могущества в том самом, что притеснили уже некоторых, приобретая силы делать еще большие обиды подобно прежде притесненным, порабощают и остальных; и с возрастающим могуществом возрастает и лукавство. Ибо те, которые прежде потерпели от них зло, оказывают им невольную помощь, содействуют в том, чтобы делать другим вред и обиды. Кто из соседей, из живущих вместе и из имеющих с ними дело не увлекается? Ничто не противится силе богатства - все преклоняется пред его самовластием, все трепещет его владычества, потому что всякий из обиженных более думает о том, как бы еще не потерпеть какого зла, нежели о том, как бы отмстить за претерпенное. Богатый приводит пары волов, пашет, сеет, жнет на земле, ему не принадлежащей. Если станешь противоречить - тебе удары. Если станешь жаловаться - обвиняют тебя в оскорблении; если подашь в суд - будешь сидеть в тюрьме; готовы клеветники, которые доведут тебя до опасности лишиться жизни. Рад будешь и еще что-нибудь отдать, только бы освободиться от тяжбы.

 Желал бы я, чтобы отдохнул ты немного от дел неправды, дал время своему рассудку размыслить, к какому концу стремится попечение об этом. Есть у тебя такое-то число десятин пахотной земли под садами, столько же какой-нибудь другой, горы, поля, леса, реки, луга. Что ж после сего? Не всего ли три локтя земли ожидают тебя? Не достаточно ли будет тяжести немногих камней, чтобы охранять жалкое тело? Для чего трудишься? Для чего поступаешь беззаконно? Для чего собираешь своими руками бесплодное и, о если еще только бесплодное, а не пищу для вечного огня! Отрезвишься ли когда-нибудь от сего упоения? Будешь ли иметь здравый рассудок? Придешь ли в себя? Представишь ли пред своими очами Христово судилище? Чем оправдишься, когда обиженные станут вокруг тебя и возопиют на тебя праведному Судии? Что тогда будешь делать? Каких наймешь себе ходатаев? Каких представишь свидетелей? Как уверишь Судию, не поддающегося никакому обману? Там нет витий, нет убедительного красноречия, которое бы могло скрыть истину пред Судиею. Туда не сопровождают ни льстецы, ни деньги, ни величие сана. Останешься один без друзей, без помощников, беззащитный, безответный, постыженный, печальный, унылый, покинутый, не смеющий отверсть уст. Куда ни обратишь взор, везде увидишь ясные изображения злых дел: здесь слезы сироты, там стенания вдовицы, там бедные, тобою избитые, слуги, которых ты мучил, соседи, которых раздражал. Все восстанет против тебя; лукавый сонм злых твоих деяний окружит тебя. Ибо как за телом тень, так за душою следуют грехи, явственно изображающие ее дела. Потому там нет места запирательству, но заграждаются уста даже самые бесстыдные; потому что сами о себе свидетельствуют дела каждого, не голос издавая, но являясь такими, как были нами содеяны. Как изображу пред твоими взорами сей ужас? Если только слушаешь меня, если только принимаешь сие к сердцу, то помни тот день, в который открывается гнев Божий с небесе (Рим. 1, 18); помни тот день, в который открывается славное пришествие Христово, когда восстанут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда (Ин. 5, 29). Тогда вечный стыд грешникам и огня ревность поясти хотящаго сопротивныя (Евр. 10, 27). Пусть это огорчает тебя, но да не огорчает заповедь. Как мне подействовать на тебя? Что сказать тебе? Царствия ты не желаешь, геенны не боишься. Где сыщется врачевание для души твоей? Если ужасное не устрашает, радостное не привлекает, то каменному говорю я сердцу.

 Всмотрись, человек, в природу богатства. Что тебя удивляет так в золоте? Золото - камень, серебро - камень, жемчуг - камень, камень и всякий из камней: хризолит, берилл, агат, яхонт, аметист, яшма. Это цветы богатства, часть их кладешь ты в скрытность, самые прозрачные камни покрывая тьмою, а часть носишь на себе, тщеславясь блеском сих драгоценностей. Скажи: какая тебе польза вертеть руку, блестящую камнями? Не стыдно ли тебе, подобно женщинам во время беременности, прихотливо желать камней? Как они гложут камни, так и ты жаден до этих цветных камней, разыскивая сардоников, яшмы, аметистов. Какой любитель нарядов мог прибавить хотя один день своей жизни? Щадила ли кого смерть ради богатства? Миновала ли кого болезнь ради денег? Долго ли золоту быть силками для душ, удою смерти, приманкою греха? Долго ли богатству служить предлогом к войнам, из-за которого куют оружие, изощряют мечи? Ради него родные не знают естественных уз, братья смотрят друг на друга убийством. Ради богатства пустыни питают в себе убийц, море - разбойников, города - ябедников. Кто отец лжи? Кто виновник ложных подписей? Кто породил клятвопреступление? Не богатство ли? Не старание ли о богатстве? Что с вами делается, люди? Кто вашу собственность обратил в средство уловлять вас? Имение дано вам в пособие жизни, а не в напутие к злу, на искупление души, а не в повод к гибели.

 "Но богатство необходимо для детей". Это благовидный предлог любостяжательности; ссылаетесь на детей, а удовлетворяете собственному сердцу. Не вини невинного; у него свой есть Владыка, свой Домостроитель; от другого получил он жизнь, от Него ожидает средств к жизни. Разве не для вступивших в браки написаны Евангелия? Аще хощеши совершен быти… продаждь имение твое и даждь нищим (Мф. 19, 21). Ужели когда у Господа просил ты благочадия, когда молился, чтобы быть тебе отцом детей, присовокуплял в молитвах это: дай мне детей, чтобы преслушать заповеди Твои; дай мне детей, чтобы не достигнуть Небесного Царства? Кто же будет поручителем за произволение сына, что он употребит данное как должно? Богатство многим послужило к распутству. Не слышишь ли, что говорит Екклезиаст: видел я недуг великий и страшный, богатство хранимо от стяжателя во зло ему (Еккл. 5, 12); еще: оставляю его человеку будущему по мне; и кто весть, мудр ли будет или безумен (Еккл. 2, 18-19)? Итак, смотри, чтобы тебе со многими трудами собрав богатство не приготовить для других средства для грехов и потом не понести двойного наказания: и за то, что сам делал неправду, и за то, что другого снабдил к тому средствами. Душа не ближе ли тебе всех детей? Не в ближайшем ли она с тобою свойстве, нежели все прочее? Ей первой дай лучшую часть наследия, ей доставь богатые средства к жизни, и тогда уже дели имение детям. Дети, и ничего не наследовав от родителей, нередко наживали себе дома; но кто сжалится над душою, если она тобой оставлена?

 Доселе сказанное говорено было отцам. Бездетные же какую представляют нам благовидную причину бережливости? "Не продаю имения, не даю нищим по причине необходимых нужд в жизни!" Следственно, не Господь - твой Учитель; не Евангелие служит правилом для твоей жизни. Но сам ты даешь себе законы. Смотри же, в какую опасность впадаешь, рассуждая так! Если Господь предписал нам сие как необходимое, а ты отвергаешь как невозможное, то не иное утверждаешь, а то, что ты разумнее Законодателя.

 "Но насладившись богатством в продолжение всей жизни, по смерти сделаю бедных наследниками своего имения, письменно и в завещаниях объявив их владетелями всего моего". Когда не будешь уже в кругу людей, тогда сделаешься человеколюбивым. Когда увижу тебя мертвецом, тогда назову братолюбцем. Великая тебе благодарность за щедролюбие, что, лежа в гробнице и разрешившись в землю, стал ты щедр на расходы и великодушен! Скажи мне, за какое время потребуешь награды? За время ли жизни или за время после смерти? Но пока был ты жив, тратил жизнь на удовольствия, погружался в роскошь, тебе несносно было и взглянуть на бедных; а у умершего какая деятельность? На какую награду имеют право поступки его? Покажи дела и требуй воздаяния. Никто не торгует, когда торг кончился; никто не увенчивается, если пришел по окончании борьбы; никто не показывает своего мужества после брани. Поэтому, как очевидно, и после жизни невозможно стать благочестивым. Обещаешься делать благотворения чернилами и на письме. А кто скажет тебе время отшествия? Кто поручится, какой будет род смерти? Сколько людей были похищены из жизни в сильных припадках, так что от страдания не могли произнести и одного слова? Как многих горячка делала не владеющими умом? Для чего же ждешь времени, в которое, как часто случается, не будешь господином своих помыслов? Глубокая ночь, тяжкая болезнь, а помощника нет; простирающий замыслы на наследство готов, все устроил в свою пользу, и твои намерения делает неисполнимыми. Тогда-то, озревшись туда и сюда, и увидя окружающую тебя пустоту, почувствуешь, наконец, свое безрассудство, тогда-то воздохнешь о своем неразумии, что до такого времени отлагал ты исполнение заповеди, когда и язык ослабевает, и дрожащая рука трясется уже от предсмертных содроганий, и ты ни на словах, ни на письме не можешь объявить своей воли. Да если и все явственно написано и всякое слово раздельно произнесено, одной вставленной буквы достаточно, чтобы переменить твое распоряжение; одна поддельная печать, два или три неправедные свидетеля могут передать все наследство другим.

 Для чего же обманываешь сам себя? Теперь худо распоряжаешься богатством на плотские наслаждения, а впоследствии обещаешь то, над чем не будешь уже господином. Худо, как показало слово, твое намерение. Пока жив, буду наслаждаться удовольствиями, а умирая исполню заповеданное. И тебе скажет Авраам: восприял еси благая твоя в животе твоем (Лк. 16, 25). Путь узкий и тесный не приемлет тебя, который не сложил с себя бремени богатства; ты пошел, неся его на себе, а не сбросив, как было тебе повелено. Во время жизни, себя самого ты предпочитал заповеди, а по смерти и разрушении предпочел заповедь врагам; говоришь, чтобы не досталось такому-то, пусть возьмет Господь. Чем же назвать это: мщением ли врагам или любовию к ближнему? Прочитай свое завещание. "Хотелось бы мне еще пожить и насладиться своим имуществом". Благодарность - смерти, а не тебе: если б ты был бессмертен, то не вспомнил бы о заповедях. Не льститеся: Бог поругаем не бывает (Гал. 6, 7). Мертвое не приводится к алтарю: принеси жертву живую. Кто приносит избытки, тот не приемлется; а ты, что осталось в избытке после целой жизни, то приносишь Благодетелю. Если остатками трапезы не смеешь угощать знаменитых людей, то как же осмеливаешься остатками умилостивлять Бога?

 Видите, богатые, конец богатолюбия и перестаньте пристращаться к имению. Чем более ты любишь богатство, тем паче ничего не оставляй из своего имения. Все обрати в свою собственность; все бери с собою, не оставляй богатства чужим. Может быть, что и домашние твои не облекут тебя в последнее украшение, но откажут в погребении, оказывая свое расположение уже наследникам. Или еще станут тогда умствовать к твоей невыгоде и скажут: глупо наряжать мертвого и с большими издержками хоронить ничего уже не чувствующего. Не лучше ли оставшимся наряжаться в дорогую и блистательную одежду, нежели вместе с мертвецом гноить многоценные одеяния? Какая польза в великолепном памятнике, в богатом погребении, в бесплодных издержках? Оставшееся надобно употребить на необходимое для жизни. Вот что скажут, чтобы и тебе отмстить за несносные твои поступки и твоим имением услужить наследникам. Поэтому предварительно соверши над собой погребение; и прекрасное погребение - благочестие. Отойди отсюда, облекшись во все; обрати богатство в собственное свое украшение, имей его при себе. Поверь прекрасному Советнику, возлюбившему тебя Христу, нас ради обнищавшему, да мы нищетою Его обогатимся (2 Кор. 8, 9), давшему Себя избавление за нас (1 Тим. 2, 6).

 Или поверим Ему как мудрому и знающему, что для нас полезно, или потерпим Его как возлюбившего нас, или воздадим Ему должное как своему Благодетелю. Непременно же исполним повеленное нам, чтобы стать наследниками вечной жизни, о Самом Христе, Которому слава и держава во веки веков! Аминь.

Примечания:

 [I] Птица сия, по мнению древних, истребляет саранчу.